Рубрики

Рыбак (Светлой памяти Котлярова А.М.)

Лодка была маленькая, легкая и очень чувствительная к каждому движению весел. На невысоких бортах — липкая зеленая тина и множество улиток с почерневшими панцирями. Что-то особенное было в этой маленькой утлой лодчонке: живое, трогательное и, вместе с тем, чуть жалкое.

Алексей Михайлович, почему вы мотор лодочный не приобретаете? — спросил я его.
А зачем? Рыбу пугать? Да и природу омрачать грохотом железа ни к чему.
«Омрачать природу»… Я задумался, смотрел на проплывающие мимо борта желтые листья, на руки старого рыбака — большие, коричневые от загара, в бесконечных синих прожилках, с силой налегающих на весла. … Незаметно память возвратила меня в душный месяц середины лета, в то время, когда каждый рыбак проживал горький кризис: рыба ловилась очень плохо — новолуние. На традиционный вопрос «Ну как?», они безутешно поводили плечами и болезненно вздрагивали, когда где-то весело выплескивала рыба.
Вот в это время в одной из заводей у Ярского и поймал Алексей Михайлович многокилограммового сома. Он не проявил никакого сопротивления, когда его подводили к лодке, и только оказавшись на узком дне лодчонки, несколько раз шлепнул хвостом, «позевал» и затих.
Э, брат, да ты старик, такой же, как и я, — сочувственно заметил Алексей Михайлович и, закурив, долго смотрел на неподвижную рыбу.
Бог весть о чем подумал старый рыбак. Морщины на его лице то разглаживались от печальной улыбки, то собирались у задумчивых глаз. На широком, покатом лбу глубокий неровный шрам от осколочного ранения — память Великой Отечественной войны, которую он прошел до Великой Победы. После капитуляции Японии в составе специального подразделения Советской Армии, он находился на территории Монголии — оказывал помощь в формировании и обучении новой монгольской армии.
На Дон возвратился в 1947 году.
Жгло солнце, из леса доносился веселый голос подкрапивника, над водой летел одуванчиковый пух, а мне, разомлевшему от жары, уже рисовалась картина, как удивятся неудачники-рыбаки, когда увидят наш улов, наперебой начнут расспрашивать Алексея Михайловича о том, где и как мы поймали сома.
Между тем, Алексей Михайлович неожиданно поднялся, взял сома обеими руками и бережно опустил его за борт.
Я не понял, что произошло. И лишь когда до меня донесся короткий смешок рыбака, вскочил и вцепился в руки Алексея Михайловича. Моему возмущению не было предела. Но он добродушно похлопал меня по плечу, сказал вполголоса о старости, которую непременно нужно уважать и, подняв якорь, пустил лодку по течению.
Этот случай отчетливо остался в памяти. Сначала я относил его к простому проявлению старческой сентиментальности и только спустя много лет увидел в нем другой — особенный, благородный смысл.
…Лодка, мягко рассекая холодную гладь воды, коснулась прибрежного песка и замерла. Мы оказались лицом к лицу с чудным миром осеннего леса. Бледный шар солнца опускался на верхушки деревьев, а свет его мягким потоком струился между стволами.
Ну, что, пойдем? — спросил меня Алексей и первым пошел по берегу мимо кустов можжевельника.
Солнце перевалило за полдень, когда тропинка вывела нас на небольшую поляну, сплошь усыпанную опавшим листом. Сухо позванивал желтеющий куст, паутинные нити путешествовали в небесах цвета приближающегося бабьего лета, неуверенно подавала свой голос одинокая сойка.
Неожиданно Алексей Михайлович остановился среди поляны, внимательно посмотрел на меня.
Ты знаешь, мы не всегда понимаем, что растворяясь в природе, мы находимся в забытом Раю, который рискует быть потерянным. Главное — успеть насладиться первозданностью природы, понимая, что скоро сюда придут те же, кто занимается нефтью и газом, и понастроят пансионатов для себя, своих друзей и родственников.
Я смотрел на уставшее лицо Алексея Михайловича, на опущенные сутулые от прожитых лет плечи, на меленький листочек, упавший на воротник его выцветшего пиджака и что-то светлое рождалось в глубине души.
Однако скоро уже роса выпадет, а у нас в вещмешках пусто, — усмехнулся Алексей Михайлович, и мы зашагали по знакомой тропинке к озеру Долгому.
…Иногда по пути к Дону останавливаюсь у бывшего дома Котляровых. Это уже другой дом, одетый в сайдинг, с пластиковыми окнами, небольшой пристройкой, во дворе аккуратные линии дорожек, выложенных цветной плиткой. Из прошлой жизни остались несколько кустов смородины в дальнем углу двора, старая разлапистая груша и покосившийся от времени самодельный столик под ней, за которым мы проводили долгие летние вечера.
В одну из последних встреч Алексей Михайлович, завершая наш вечерний разговор, сделал очень интересное умозаключение:
А в остальном все идет у нас как по накатанному — лето – к осени, солнце – к закату, а человек – к вопросу: где начало того конца, которым заканчивается начало?
Прошло много лет. Нашел ли ответ на этот вопрос Алексей Михайлович? Об этом я уже никогда не узнаю.
Грустно.
Г. Ф. Авдеев
г. Серафимович.